Глава первая, в которой царь Израиля посылает за Ионой своего вельможу
В Завулоновом уделе на отложистых холмах, где об идолах радели, коротая век впотьмах,
жил в Гафхефере служитель Всемогущего Творца, дерзновенный обличитель и льстеца, и наглеца.
Звали Голубем-Ионой (1) прозорливца земляки. Возмущались: «Ишь, учёный, метит в наши вожаки.
Мы Ваалу жертвы носим, мы Астарту признаём, а Иона впрямь несносен, напирает на своём:
«Из обычной древесины изготовлен ваш божок. Мой Господь – живой, единый, а не дерева кусок.
Бог Израиля погубит тех, кто истуканам друг. Обратитесь к Богу, люди! Он излечит ваш недуг».
Белены объелся, что ли? Явно сей пророк не здрав. Нам мила Астарты воля и Ваала лёгкий нрав».
Правду возвещал Иона, да обрёл одних врагов: был Израиль заклеймённый почитаньем всех богов.
Не скучал в земле пороков, в царствии кривых дорог среди сотен лжепророков Божьей истины пророк…
Но однажды был встревожен весь Гафхефер: «Каково! Едет царский к нам вельможа! Почему и для чего?
Неужели мы виновны пред прославленным царём? Может, всё из-за Ионы? Может, дело только в нём?»
Прискакал царёв посланник, горделив, надменен, строг, и вскричал: «Гафхеферяне! Где Иона, ваш пророк?»
Тут же привели пророка. «Царь велел узнать ответ. Говори без экивоков: воевать нам или нет?»
Произнёс Иона дерзко: «Царь наш разных чтит богов, но у истуканов мерзких нет ни сердца, ни мозгов.
Любит лжепророков всяких досточтимый господин. Эти гнусные служаки врут с рожденья до седин».
«Ты, Иона, брось глумиться иль за свой ответишь бред! Говори мне без ехидцы: воевать нам или нет?»
«Да меня бросай хоть в пламень – обличу всегда лжеца. Богомерзкими делами царь наш прогневил Творца!
Вот какое Божье слово: «В битве буду, царь, с тобой. На коня сядь удалого и скачи проворно в бой,
но ваалам чужеродным поклоняться прекращай! Станешь ты Мне неугодным. Так что, царь, поразмышляй.
Грех творит Израиль сроду, но не оборвётся нить: имя Моего народа не хочу искоренить.
Я есмь Бог ваш, Я есмь Сущий. Нету истины иной: будет вся земля цветущей, если сердцем вы со Мной.
И Дамаск вам покорится, и Емаф падёт к ногам, и приближу Я границу аж к пустынным берегам (2)».
Головой кивнул вельможа и вернулся в стольный град. Царь всё взвесил, подытожил, сколько на войну затрат,
и приказ издал о сборе самых дюжих молодцов, и побил нещадно вскоре всех неистовых врагов,
до Солёного, до моря, до Дамаска их погнал, супостатов опозорил, только к Богу не воззвал.
Продолжал кадить Израиль разным липовым божкам, их безумно почитая, поклоняясь здесь и там…
Жил да был в земле пороков, в царствии кривых дорог среди сотен лжепророков Божьей истины пророк.
Иона (ивр.) - голубь
Берег моря пустыни или Мёртвого (Солёного) моря (4 Царств 14:25 -28)
Глава вторая, в которой Бог обращается
к пророку Ионе с важным поручением
Возрастал Израиль в мощи, в вере – скатывался вниз. Ладить с идолами проще, Богу мерзок компромисс.
А на северной границе укреплялись их враги, и в Ниневии-столице враг натачивал клыки.
Звали землю ту Ассуром. Грезили они всегда об Израиле, понуро семенящем в никуда (3) .
Как-то вечером Иона отворил своё окно, глянул – звёздный мир бездонный, словно дивное панно.
Вспомнил он, как Авраама ясной ночью Бог спросил: - Сколько звёзд вокруг? - Незнамо, сосчитать их нету сил.
- Дам тебе, Мой друг, потомков, сколько звёзд на небе есть, - возгласил Всевышний громко праотцу благую весть.
Также в памяти Ионы всплыли рабство и Исход, Господом народ спасённый, уходящий от невзгод.
«Милостивый Вседержитель, мироздания Творец! Ввёл Ты нас в Свою обитель, бережёшь Своих овец.
Да погибнет нечестивец, будем мы торжествовать!» - речь закончил прозорливец
и собрался было спать…
Вдруг раздался гром ужасный, затрубил небесный рог, и услышал голос властный перепуганный пророк:
«Сын Амафиин, Иона! Встань, в Ниневию иди, в город грешный, беззаконный, где преступные вожди,
и не будь к ним благодушен. Прореки: чрез сорок дней этот город Я разрушу, в груду превращу камней».
Рот успел открыть Иона, только возразить не смог: в отзвуке раскатов грома удалился тотчас Бог.
Тут провидец возмутился: «Как же это, как же так? Мчаться в лагерь нечестивцев не лежит душа никак!
Коль в грехе они погрязли – да осудит их Творец, уберёт сих безобразин, уничтожит, наконец.
Ну, схожу я к лиходеям, и раскается Содом, Бог скорбящих пожалеет, острым не сразит мечом…
Нет уж, незачем идти мне в ассирийский стольный град. Пусть Ниневия погибнет, пусть исчезнет супостат!»
Спать отправился провидец, не молившись перед сном. Неизвестно, что увидел наш пророк во сне своём.
Встал Иона ранним утром
аж мрачнее тучи хмур: «Может быть, сие не мудро - не отправлюсь я в Ассур.
Я пойду иной дорогой, где попутный ветерок», - разобиделся на Бога Божьей истины пророк.
Вместо злака выбрать плевел, вместо хлеба съесть овсюг… Бог сказал идти на север, Голубь поспешил на юг.
Прозорливцу-бедолаге почему-то невдомёк: со смиренными Бог благий, с непослушными Он строг.
Снарядился в путь Иона: «Что ж, прощай, родимый дом». Без молитвы, без поклона, лишь обидою ведом,
он оставил Галилею: «Вряд ли я сюда вернусь. Ни о чём не сожалею, не съедает сердце грусть».
Эх, пророк, протри-ка очи, голос разума услышь! Убежать от Бога хочешь? От Него не убежишь…
3 Примерно через полвека после событий, описанных в книге Ионы, ассирийцы завоевали Израиль и переселили десять колен в неизвестные земли
Глава третья, в которой Иона бежит от Бога в Яффу, а оттуда пытается уплыть в далёкий Таршиш
Яффа (4) – стародавний город, крупный порт в те времена. Всюду блудницы и воры, визг и крики дотемна.
Говорят, его построил праведного Ноя сын (5) , любовавшийся прибоем с «незаоблачных вершин».
А когда во граде царском воздвигали Божий Храм, Соломону кедр ливанский в Яффу поставлял Хирам (6)
. Прямо пред заходом солнца прибыл в Яффу наш герой, с быстротою марафонца путь проделавший большой.
Заглянул упрямец в спешке в дряхлый постоялый двор: «Отдохну я в сей ночлежке, на заре отправлюсь в порт».
Только беглому пророку почивать не довелось: где-то там неподалёку разгулялись «вкривь и вкось».
Так и не заснул Иона. Утром, с болью в голове, не позавтракав, со стоном, молвил самому себе:
«Скроюсь от лица Господня не в ущелье, не во рву. Сяду на корабль сегодня и далече уплыву».
В состоянии минорном медленно побрёл он в порт. Моряков просил упорно: - Кто возьмёт меня на борт?
- А куда тебе, скиталец? - На край света мне, в Таршиш (7) ! - Знать, имеешь капиталец, коль в далёкий край спешишь.
- Хоть богатством не разжился, расплачусь я без обид. - Ладно, вон на крайнем пирсе «скорлупа» одна стоит.
Был корабль вполне приличный, а отнюдь не «скорлупа». На борту товар различный: благовония, крупа.
Глянул кормчий на Иону, плату взял без лишних слов: «Боги нынче благосклонны, резких не сулят ветров».
Приказал отдать швартовы, и корабль поплыл легко в рейс суровый и рисковый, беспредельно далеко.
Голубь ожил на просторе, о Таршише возмечтал… Тут Господь воздвиг на море самый настоящий шквал.
Кормчий, выходец из Тира, истошно запричитал: «О, Ваал, ты правишь миром, усмири пучины вал!»
Вторили ему матросы, возопив к своим богам, зажужжали, точно осы: «Окажите помощь нам!»
Онемели истуканы и безмолвствует Ваал. Дует ветер ураганный, как тут удержать штурвал?
Кормчий приказал матросам: «Кладь – за борт, и поскорей!» И матросы без вопросов, словно стадо дикарей
бросились хватать поклажу и за борт её швырять, груз не пожалели даже – в море скинули всю кладь,
только, кажется, напрасно: волны катятся, ревут, кренится корабль опасно,
будто он пустой сосуд.
Нешто разобьётся судно? Наш герой, угрюм и зол, видя, как матросам трудно, почему-то спать пошёл.
Верно, понял прозорливец: он – причина всех невзгод, незадачливый спесивец, разнесчастный мореход.
Обратись к Творцу, Иона! Бог всемилостив – простит. Но Иона беспардонно крепко, очень крепко спит.
Буря мглою небо кроет, не спастись из лютых лап. Горло нашего героя издаёт могучий храп.
4 В Синодальном переводе - Иоппия 5 Иафет
6 Соломон – строитель Храма, правил в Иерусалиме (970-930 до Р.Х.). Хирам – финикийский царь, современник Соломона
7 В Синодальном переводе - Фарсис
Глава четвёртая, в которой Иону покидает мечта о Таршише, и он во всём признаётся морякам
Безысходность породила панику на корабле: «Ждёт нас вечная могила здесь, на дне, а не в земле».
Кормчий разбудил пророка: «Подымайся сей же час! Своего проси-ка Бога. Может, вспомнит Он про нас?»
Встал тот, протирая очи, вышел поглядеть на шквал, всхлипнул, огорчился, впрочем к Богу так и не воззвал…
Ветер буйствует свирепей, взяв корабль в свои силки. Порешили бросить жребий (8) в безнадёге моряки.
Выпал жребий на Иону. Тотчас бросились к нему:
« Отвечай нам без уклону, кто, откуда, почему?
Из народа ты какого? Где лежит твоя земля? Почему шторм так сурово рушит корпус корабля?
Что за ремеслом владеешь? Отчего к нам занесло? Если что сказать имеешь – ждём твоих правдивых слов».
«Я – Еврей, чей путь проторен, чтущий Господа небес. Он – Создатель суши, моря, благостный Творец чудес.
Что произошло сегодня – в том виновен только я. От лица бегу Господня в чужедальние края.
Вместо злака выбрал плевел, вместо хлеба съел овсюг… Бог сказал идти на север, я отправился на юг.
Ложною пошёл дорогой, спрятаться хотел, как мышь. Убежать решил от Бога – от Него не убежишь».
Страхом устрашились люди. «Совершил ты грех большой. Что со всеми нами будет? – возмутился рулевой, -
что же делать нам с тобою, дабы прекратился шторм? Иль под гибельной волною мы – для рыбин смачный корм?»
«Грех на мне – моё и горе, - грустно отвечал пророк, - как поклажу, бросьте в море. Знать, таков нещадный рок.
Грех на мне – пусть Бог накажет,
прав Господь в Своём суде. Не печальтесь о пропаже – да утопну я в воде».
Но ему ответил кормчий: «Нас желаешь в грех ввести? Кто убить тебя захочет – разве Бог того простит?»
Моряки взялись за вёсла и усиленно гребли: «Здесь вблизи скалистый остров, небольшой клочок земли».
Только в сторону иную ветер судно уносил. Моряки, трудившись всуе, вскоре выбились из сил.
Море грозно бушевало, двинув волн крутую рать. Бросил кормчий у штурвала: «Нужно к Господу воззвать!»
На колени люди пали, руки к небу вознесли: «Бог Израиля, - кричали, - Ты Владыка всей земли!
Не введи рабов в могилу из-за странника сего. Лишь в одну мы верим силу, в силу слова Твоего.
Удержи лихие волны, из неволи отпусти, не вмени нам кровь Ионы и прости, прости, прости!»
Кормчий говорит провидцу: «Ты уж нас не обессудь. Кровь людская – не водица, но видать, таков твой путь.
Шаткая юдоль такая, словно ходишь по бревну…» И за борт его бросают в набежавшую волну.
8 Книга Ионы 1:7. Моряки верили, что жребий укажет им на виновника несчастья.
Глава пятая, в которой моряки прославляют Бога, а Иона продолжает путешествие во чреве огромного кита
Успокоилась стихия от свирепости своей. Волны, некогда лихие, стали мягче и смирней.
Устрашились люди Бога, их объял великий страх: «Ты в несчастии подмога, без Тебя мы пыль и прах!
Только Ты выводишь к Свету, не нужны нам маяки», - дали Господу обеты капитан и моряки.
После, Господом хранимы, стали к берегу грести. Истинно, неисследимы Бога вечного пути:
непокорливый Иона вдруг пустился наутёк, чтоб от дьявольских поклонов Бог матросов уберёг!
А пророк, корабль покинув с мыслью «мне так суждено», не соперничал с пучиной – топором пошёл на дно.
Но коснуться дна морского беглецу не довелось. На пути его сурово встал не палтус, не лосось,
а огромнейшая рыба или может даже кит: проглотил Иону живо и бессовестно молчит.
Что направо, что налево – тёмный тесный погребок: поместил в китово чрево пленника великий Бог,
дабы осознал упрямец,
что он, грешный, натворил, стёр с себя гордыни глянец и прощения просил.
«Кажется, пищеваренья начинается процесс. Так что вскоре, без сомненья свижусь с Господом небес», -
грустно рассуждал Иона, но никак не шёл процесс. «Кит, видать, изнеможённый, коль не ест деликатес».
Час, другой сидел он в чреве – так же цел и невредим. Размышлял: «В китовом склепе неизвестно сколько зим
мне уж коротать придётся, иль всю жизнь здесь провести сидя, как на дне колодца, руки поприжав к груди.
Мне хотя бы хлеба корку и один глоток воды. Без воды – как в поговорке: ни туды и ни сюды».
Завершился безутешно день в томительном плену. В тесноте, во тьме кромешной наш герой предался сну…
Снился в этот раз пророку поседевший Моисей. Ветер дул с юго-востока, беспощадный суховей.
Изнывал народ от жажды, о минувших днях скорбя, и злословил старца каждый: «Зря послушали тебя!»
Но сказал Бог Моисею: «Подойди-ка вон туда, говори скале смелее – хлынет из неё вода».
Моисей же взял и дважды грохнул посохом в скалу, исцелил людей от жажды, спел народ ему хвалу…
Тут Иона пробудился. Грустно рассудил пророк: «Моисей-то провинился, наказал ведь старца Бог».
Весь второй день думал думу пленник в животе кита. Мыслил вроде бы разумно, понимал, что неспроста
поместил его Всевышний в сей теснейший каземат: «Я провидец никудышный, поделом мне – виноват».
Но упрямство одолело бедолагу беглеца, и он в мыслях то и дело проявлял пыл гордеца:
«Бог суров в законном гневе, но и я не трус, поди: лучше сгинуть в этом чреве, чем в Ниневию идти».
Три дня целых и три ночи, изнывал он от вериг, удручался одиноче, молча, прикусив язык,
но молитву покаянья не желал произнести. Восседал, как изваянье, в дурно пахнущей клети.
Глава шестая, в которой Иона обращается к Богу в покаянной молитве
Удручался прозорливец, о свободе воздыхал, о приливе и отливе, о красотах яффских скал.
Горевал: «Один я, что ли,
не послушался Творца? А теперь томлюсь в неволе, и страданьям нет конца».
Постучал он в стенку чрева: «Может, кит меня поймёт?» Но животное от гнева как хвостом своим махнёт!
Всё поплыло пред глазами, закружилась голова. «Ох уж с этими китами! Шельмовские существа».
Повздыхал ещё с минуту опечаленный пророк и сказал: «Какой я глупый! Прав во всём великий Бог.
Он послал меня на север – я отправился на юг. Вместо злака выбрал плевел, вместо хлеба съел овсюг».
И с раскаяньем сердечным обратился к Богу он, сокрушаясь бесконечно, тяжкой мукой истомлён:
«Я воззвал из преисподней – и услышал Ты меня. Возопил в великой скорби, за грехи себя казня –
Внял Ты воплю грехотворца, голос жалкий распознал. Ты – Творец луны и солнца, я – несчастнейший вассал.
Ты поверг меня в пучину, в сердце моря погрузил. Я искал своей кончины так, что сам себе постыл.
Вод проворные потоки опоясали мой стан. Волны, бешено жестоки, взяли пленника в капкан.
Совершенно был отринут от всевидящих очей, но и в смутную годину Ты не затворял дверей.
Верю, что опять увижу я священный Божий храм. Час спасения всё ближе, вопреки лихим волнам.
Как стремительно объяли воды до души моей! Бездна в диком ритуале, как искусный лиходей,
в цепи рабства заключила, заковала в кандалы, приготовила могилу посреди кромешной мглы.
Я нисшёл до основанья девственных отвесных скал, взаперти от мирозданья беспредельно я страдал.
Голова моя обвита мерзкою травой морской. В этом чреве необжитом временный обрёл покой.
Вера – вот моя отрада. Ты, всемилостивый Бог, выведешь меня из ада, видя, как я изнемог.
Что душа была порочна – каюсь, тяжек мой удел, но теперь исполню точно всё, что Ты мне повелел.
Чтущие богов фальшивых предали Творца земли. Их пути кривы и лживы, устремления их злы.
Я же гласом величальным жертву принесу Тебе, пред Тобой склонюсь печально в самой искренней мольбе.
Верю, что моё прошенье до Всевышнего дойдёт. В Господе одном спасенье. Ты избавишь от невзгод.
И прости, что так прогневал», - кротко завершил пророк… Из китового, из чрева Бог ослушника извлёк.
Кит изверг его на берег и стремительно уплыл. Кит не открывал Америк, океан не бороздил.
Он исчез, а нам морока, и вопрос сей не закрыт: кто же проглотил пророка – то ли рыба, то ли кит?
Глава седьмая, в которой Иона наконец-то
приходит в Ниневию
Словно ржавая пружина, долго бывши не у дел, как толкнёт Иону в спину, и он птицей полетел…
Приземлился он на суше. От паренья в небесах шибко заложило уши, раздирал провидца страх,
но помылся, отряхнулся, даже отдохнул чуть-чуть, и былой задор вернулся, чтобы вновь податься в путь.
И с почтеньем безграничным Слово выслушал пророк: «Говорю тебе вторично, коль усвоил ты урок:
Сын Амафиин, Иона! Встань, в Ниневию иди, в город грешный, беззаконный, где преступные вожди.
Возвести там иноверцам всё, что повелел тебе. Проповедуй с чистым сердцем что хозяйке, что рабе».
И отправился служитель слово Божье исполнять во враждебную обитель, в неприятельскую рать.
Как увидел он громадный главный ассирийский град, так и ахнул: «Это ж надо! Больше Яффы во сто крат.
Столь внушительные стены вряд ли армия возьмёт, а для Бога стены тленны, вскоре их придёт черёд».
У ворот стояла стража. Высоченный часовой сообразно инструктажу громко рявкнул: - Кто такой?
- Странник я, провидец Божий, вам принёс худую весть. - Поворачивай, прохожий, тут мошенников не счесть.
Радость испытал Иона, развернулся и – домой, но уже приличным тоном окликает часовой:
«Коль ты вправду из провидцев, проходи: нам колдуны, обаятели, сновидцы и все прочие нужны».
Ввязываться в спор напрасный наш герой не пожелал: возражать тому опасно, кто чуть что – хвать за кинжал.
Он прошёл через ворота и немедля зашагал (правда, без большой охоты)
в ближний городской квартал.
Трое суток жил во чреве, трое – обходил дома. Ночевал в сенях и в хлеве, перемучился весьма.
Он стучался во все двери и, переступив порог, возвещал: «Сыны и дщери! Слушайте, что молвит Бог:
«К вам не буду благодушен. Знайте – через сорок дней этот город Я разрушу, в груду превращу камней».
- Отчего столь беспощаден, столь безжалостен твой Бог? «Он отнюдь не кровожаден, - твёрдо отвечал ходок, -
только грех Он ненавидит, нечестивцам Он Судья. Мой Господь отлично видит гнусность вашего житья.
Посему скажу повторно: ваше время – сорок дней. От столицы непокорной будет лишь гора камней».
Шёл три дня от дома к дому с вестью горькою пророк. Шёл он к людям незнакомым, сотни исходив дорог.
Как он завершил хожденье, обойдя весь стольный град, так с великим облегченьем восхотел идти назад,
но, увы, не тут-то было, и пришлось повременить: вся Ниневия бурлила: «Как нам Бога ублажить?»
Глава восьмая, в которой жители Ниневии раскаялись, и Бог умилосердился
Обречённая столица в горькой сумрачной тоске. Опечаленные лица, вопли в каждом закутке.
Вверили ниневитяне Господу свою судьбу. Дружным хором горожане осудили ворожбу,
лжепророков проклинали, чародеев всех сортов: «Предадим лгунов опале и прогоним прочь плутов».
Люди вретища надели, объявили строгий пост и молились, как умели, не стыдясь потока слёз.
Всякий – и большой, и малый сердцем Бога возлюбил. Плач поднялся небывалый. Изо всех последних сил
просит ветхая старуха: «Отврати законный гнев и спаси нас, нищих духом, добротой Твоей согрев».
Причитает заклинатель: «Каюсь-каюсь- виноват. Я ничтожный вымогатель, надуваю всех подряд.
Но я маюсь, ох как маюсь, отчего – не знаю сам, и конечно каюсь-каюсь, повсеместно, здесь и там».
Даже неучтивый стражник у ворот не мельтешит – в одиночестве на башне заливается навзрыд:
«Сколько раз я понапрасну обнажал в сердцах кинжал! Ах, какой я безобразный,
просто редкостный нахал!»
Пригласил к себе Иону ассирийский властелин: - Так и быть, тебя не трону, но ответь, простолюдин,
чем смущаешь наши души, устрашаешь матерей? - Бог Ниневию разрушит ровно через сорок дней.
Услыхав Господне слово, грозный царь с престола встал, этикет забыв дворцовый, тотчас на колени пал.
После снял он облаченье, вретище надел, как все, и, молясь об избавленье, прямиком на пепел сел.
Повелел царь ассирийцам: «Бог Израиля – наш Бог. Впредь – позор лихим убийцам, тем, кто злобен и жесток.
Будет пост наш всенародным. Разнести по всем домам: корма не давать животным – козам, овцам и волам.
Не пасти их на угодье, также не поить водой. Всё, конец чревоугодью – пост животных, пост людской.
От путей злых обратитесь, от насилья рук своих, и прошу, молю: смиритесь для свершенья дел благих.
Вретище для вас покрытье, никаких иных одежд. Крепко к Богу возопите, дабы просветил невежд,
дабы сердце негодяя Он очистил от греха,
дабы град наш, расцветая, простоял ещё века.
Бог нам посылает ливни, солнцем согревает нас. Может быть, мы не погибнем, может, не пришёл наш час?
О, Создатель справедливый, - царь закончил нараспев, - отврати от неучтивых полыхающий Свой гнев!»
Видит Бог: ниневитяне добрые вершат дела, бросили на поле брани знамя варварства и зла,
и по милости безмерной пожалел Он горюнов. Прежде град покрылся скверной, диким скопищем грехов –
посему, как твёрдый молот, был Божественный глагол: «Наведу беду на город», но беды Он не навёл…
Глава девятая, в которой Иона так сильно огорчился, что даже не желал жить
Наш герой совсем расстроен, кошки на душе скребут. Он три дня не знал покоя, объявляя Божий суд,
твёрдо шёл от дома к дому, в царском побывал дворце, проповедовал Содому о поверженном венце.
Но воззвали к Богу люди, город не был поражён, и пророк застыл, как студень, огорчён и раздражён.
Долго он сидел недвижно, может, наново три дня,
всхлипывая еле слышно, самого себя казня.
И сказал: «Господь Всевышний! Я ведь знал, что будет так. Хоть пророк я никудышный, но не рядовой простак.
Говорил же в Галилее, в обиталище моём: «Бог скорбящих пожалеет, острым не сразит мечом».
И подался я в дорогу, в отдалённый край – в Таршиш. Убежать хотел от Бога – от Тебя не убежишь.
Милосердный Ты и благий, я – до крайности строптив: не хотел во вражий лагерь к богохульникам идти.
Ты заботишься незримо, внемлешь горестным сердцам, я – провидец нетерпимый: смерти пожелал врагам.
Гибель я предрёк Ассуру – Ты Ниневию простил. Значит, я солгал, схалтурил, фарс нелепый учудил?
Посему, Господь, возьми же душу, буйную досель. Мне теперь могила ближе, чем земная канитель.
Лучше затонуть в пучине, чем Ассуру услужить. Лучше умереть в кручине, нежели в кручине жить».
Был Иона безрассуден в помышлениях своих и опять застыл, как студень, недвижим, печален, тих…
Вопросил Господь: «Ужели ты столь сильно удручён? Ведь достиг ты важной цели: город умиротворён!»
Проглотил язык Иона, вознегодовав вконец, хмурил брови непреклонно, как обиженный юнец.
Наконец, поднялся с места, пыль с одежды отряхнул, и, как будто в знак протеста, гордо на восток шагнул.
Вышел он через ворота, встал у крепостной стены: «Солнце припекает что-то, необычно для весны.
Не забрал Всевышний душу, значит, так и быть тому. Господу, видать, я нужен, но зачем – в толк не возьму».
Смастерил провидец кущу, сел безрадостно в тени и в молчании гнетущем потирал свои ступни.
Наш герой устал безмерно, ноги сил нет, как болят, жарко, душно непомерно, но вперил он острый взгляд
на постылый, на жестокий ассирийский стольный град, и совсем забыл, что ноги просто сил нет, как болят.
Он мечтал о разрушенье башен, стен, дворцов, домов, видел он людей в смятенье, слышал крик, молящий зов.
Не хотел признать Иона, что покаялся народ, не желал быть благосклонным, а совсем наоборот:
тешил он себя надеждой, что Ниневия падёт и сомкнул в надежде вежды: «Твой, Ассур, пришёл черёд.
Я сейчас глаза открою и увижу лишь пустырь, точно властною рукою с тела удалён волдырь».
Разомкнул Иона очи – башни всё ещё стоят. Сердце муторно клокочет, он опять вперил свой взгляд –
никакого результата. За стеною скорбный гул. Солнце близилось к закату, и упрямец наш уснул.
Глава десятая, в которой Господь преподал Ионе назидательный урок
Просыпается Иона – видит высоченный куст с красочной густейшей кроной. Возглас вырвался из уст:
«Ах, какая клещевина (9) , что за листья – нету слов! Выше ростом вполовину всех известных мне кустов.
Исключительное чудо, благолепье надо мной. Хоть одни шипы повсюду, но зато не страшен зной!
От небесного светила нынче прочно я укрыт. Мне теперь сидеть премило, коль вверху зелёный щит.
Видно, Бог создал растенье, чтобы поддержать меня. Знать, Ниневии паденье
можно ждать к исходу дня».
Но Ниневия стояла, поглощённая жарой, и крушения начала ждал напрасно наш герой.
Вот ещё ночь миновала. С появлением зари испытанием немалым Бог упрямца «наградил».
Сотворил червя Всевышний, не обычного червя, а такого, кто неслышно, всех червей вокруг дивя,
мигом подточил растенье и сравнял его с травой. Так исчезло загражденье над Иониной главой.
Вместе с солнечным восходом знойный ветер Бог навёл. Тот как будто мимоходом кущу прозорливца смёл.
И остался наш Иона без укрытья, сам не свой, но такой же непреклонный, хоть почти что неживой.
Он бы мог вернуться в город, отсидеться там в тени, жажду утолить и голод, залечить свои ступни,
но опять к ниневитянам он идти не пожелал, и на пустыре бурьянном гибели пророк искал.
Солнце палит беспощадно своенравную главу, изнемог пророк изрядно. Не во сне, а наяву
он молил Творца о смерти: «Я желаю умереть.
В этой бренной круговерти нет пристанища мне впредь.
Ты по милости безмерной вражий город не попрал, а сейчас хамсин (10) прескверный на главу мою прислал.
Куст колючий был отрадой для меня ещё вчера, а сегодня – вот досада: нет растенья, нет шатра».
Бог спросил для поясненья: «Ты столь сильно огорчён? Из-за тленного растенья потерпел большой урон?»
«Огорчён я беспредельно. Всеми фибрами души, безгранично, неподдельно гибельной ищу тиши», -
отвечал пророк в кручине. И сказал Господь ему: «Ты скорбишь по клещевине, как по другу своему.
Ты ль трудился над растеньем, бережно его растил, поливал водой, с волненьем вкруг да около ходил?
Ночью вырос куст чудесный, а в другую ночь зачах – ты в печали безутешной просишь смерти вгорячах.
Ты, пророк, уже не молод, и поймёшь, как зрелый муж: как не пожалеть Мне город, где сто двадцать тысяч душ
руку правую от левой не умеют отличать? Вот и будет вместо гнева им Господня благодать.
Если люди с покаяньем удалят богов чужих, Я отвечу излияньем Духа милости на них».
Выслушал урок Иона, Бога возблагодарив. С ассирийского кордона, путь нелёгкий завершив,
он вернулся в Галилею и ещё немало лет зёрна праведности сеял, Божьей милостью согрет.
Жил в Гафхефере служитель Всемогущего Творца, дерзновенный обличитель и льстеца, и наглеца…
9 Кикайон (ивр.) – клещевина, касторовое растение
10 Хамсин – сухой ветер с песком
Глава одиннадцатая, из которой мы узнаём о судьбе Ниневии
Годы мчатся без оглядки. Царь Ниневии почил, а его преемник хваткий проявил монарший пыл:
«Я Ашшура (11) жрец верховный. Слушайте приказ вождя: идолов всех наших кровных почитать, сил не щадя.
Поклоняйтесь истуканам ревностно, как было встарь, и покажем разным странам, кто есть величайший царь».
И пошёл тиран войною против близлежащих стран, оставляя за собою плач и стон от жутких ран.
В том числе земля Ионы, царство десяти колен,
покорилось обречённо, и народ был угнан в плен.
У историков проблема, бесконечно долгий спор: запропавшие колена рыщут-ищут до сих пор…
Новый царь самолюбивый повелел войскам своим с целью сладостной наживы окружить Иерусалим,
но могучий Ангел Божий обошёл враждебный стан, ассирийцев растревожил, как зверей, загнал в капкан.
А наутро вместо рати – тысячи недвижных тел. Пожалел царь об утрате: «Видно, наш бог ослабел»,
и бегом скорей в столицу. Чудом спасся? Повезло? Воздалось ему сторицей за содеянное зло.
Царские сыны, ретиво обнажив свои мечи, в капище вошли и живо, как лихие палачи,
зарубили беспощадно ненавистного отца и сбежали безвозвратно из кровавого дворца.
Страшных злодеяний список непрестанно возрастал. Час возмездия был близок, подступал девятый вал.
И другой служитель Божий, пламенный пророк Наум, обесславил толстокожих, тех, кто не взялись за ум.
Возвестил Наум-провидец:
«Горе городу кровей! Да погибнет нечестивец, да исчезнет город сей!
Чтобы выдержать осаду, начерпай запас воды, стены укрепи, как надо, но не избежишь беды.
Топчешь глину зря, впустую обжигаешь кирпичи. Крах твой, город, неминуем, хоть кричи, хоть хлопочи.
Вскоре пламенем сожжённый ты уйдёшь в небытие и мечами посечённый сгинешь в беспробудной тьме.
Будет по горам рассеян твой, Ниневия, народ, так развеян суховеем, что никто не соберёт.
Простиралась беспрестанно злоба хищная твоя на соседственные страны, на далёкие края.
Радостным рукоплесканьем встретят твой последний час те, кого поверг в изгнанье, те, кого Господь мой спас».
В этот раз ниневитяне не услышали Творца. Думали, на поле брани не отыщешь храбреца,
кто бы штурмовать решился неприступный стольный град. И напрасно. Суд свершился. Нет для Господа преград.
Вавилонские вояки стали Божиим мечом, преисполнены отваги, изожгли врагов огнём.
Был когда-то град великий, а теперь – гора камней. Лишь пустырь один безликий на сем месте с давних дней.
Написал бы об Ионе я ещё немало строк, но закат на небосклоне – сочиняю эпилог.
11 Ашшур (Ассур) – главный ассирийский идол, бог войны. Цари часто объявляли себя верховными жрецами Ашшура.
Эпилог, в котором Сын Божий вспоминает о приключении пророка Ионы
Возле озера Кинерет (12) собралась толпа людей, тех, кто верят и не верят, кто рыбарь, кто из вождей.
Исцелял больных пред ними Назарянин Иисус. Был Он восхвалён одними, речь лилась из многих уст:
«Сей ли есть Христос, Мессия? Сын Давидов – точно Он!» Но щетинились другие, те, чей долг блюсти закон.
Книжники и фарисеи, супротивники Христа, слушали Его, мрачнея. Их сразила слепота.
Лестно кланялись: «Учитель! Трудно верить чудесам. Если Ты не искуситель, покажи знаменье нам».
«Род лукавый, любодейный, - отвечал врагам Христос, - ищет истошно знамений. Между тем, знак очень прост.
Вам напомню об Ионе, кто, молчание храня, в чреве у кита, в полоне, жил три ночи и три дня.
Так же Я три дня пребуду в сердце, в глубине земли, а затем случится чудо, что пророки прорекли…
Каялись ниневитяне от Иониных речей, и на суд восстанут с вами, порождениями змей.
Вот, здесь больше, чем Иона. Знайте же, что близок суд. Вот, здесь больше Соломона. Дни возмездия грядут!»
Был распят Он на Голгофе и на третий день воскрес, искупительною кровью спас рабов, несущих крест.
Истинно Спаситель выше и пророков, и царей. Господу осанна в вышних! Да грядёт Христос скорей!
Так Ионы приключенье в чреве, во глуби морской, стало Божиим знаменьем, изменившим мир людской.
Наш Господь – всему основа. Вывод сделать не преминь: внемли праведному зову Сына Божьего! Аминь.
12 Геннисаретское озеро